К ОБОСНОВАНИЮ МЕТОДА ДИАЛОГИЧЕСКОГО АНАЛИЗА СЛУЧАЯ

Работа выполнена при поддержке РФФИ, проект № 96 — 06 — 80327.

Цель настоящей публикации — демонстрация диагностических возможностей разработанного авторами метода диалогического анализа случая.

Теоретические предпосылки исследования составляют идеи Л.С. Выготского [4] и М.М. Бахтина [1] о социальном генезе сознания, о диалоге, который есть форма «самого бытия личности»; здесь психика понимается как структура принципиально диалогическая, имплицитно содержащая различные формы социальных внешних диалогов. Весьма близкие по своему содержанию мысли присутствуют, на наш взгляд, в так называемой теории объектных отношений [9], [11], [13]. Эти идеи позволяют постулировать принципиальную изоморфность, структурную тождественность внешнего диалога между матерью и ребенком на ранних стадиях онтогенеза и внутреннего диалога в структуре самосознания, содержащего в свернутом виде породившую его структуру внешнего диалога. Сошлемся в этой связи на мысль Л.С.Выготского о тождестве механизмов сознания и социального контакта: «Мать обращает внимание ребенка на что-нибудь; ребенок, следуя указаниям, обращает свое внимание на то, что она показывает... Затем ребенок сам начинает обращать свое внимание, сам по отношению к себе выступает в роли матери» (курсив наш. — Е.С., Н.Б.) [4, т. 1; 11 6]. Иными словами, обычная линия культурно-исторического развития сознания (и самосознания) подразумевает интериоризацию первичных образцов родительского отношения и их существование в виде базовых паттернов внутреннего диалога, причем материнский диалог является в определенном смысле первичным и определяющим. Вместе с тем, если развитые, зрелые формы самосознания характеризуются свернутостью ранних форм социального диалога, их встроенностью в сложно организованную и иерархическую

62

архитектонику более поздних диалогических напластований, сквозь которую первичный «материнский» диалог едва различим, то при «дефицитарной», «диффузной» организации самоидентичности (термины О. Кернберга) исходное диалогическое отношение доминирует, в каком-то смысле оттесняет все остальные.

Как было показано нами ранее [5], [7], особые отношения со значимыми другими (эмоциональная депривация, насилие), интериоризуясь, трансформируются в структуру самоотношения, которое на феноменологическом уровне проявляется в виде хронического чувства эмоционального голода, навязчивого поиска материнской фигуры вовне, способной компенсировать внутреннюю несамодостаточность, беспомощность, постоянный страх потери и потерянности [5]—[8]. Выступая как переживания Я, и в этом смысле как внешне монологические образования, эти чувства глубоко диалогичны по своей природе, в них можно услышать отголоски разорванного диалога со значимым Другим: обращения, вопросы, ожидаемые ответы, невысказанные желания, обвинения, укоры и многое другое, что в своей застывшей форме «неслышно» живет в скрытом в них внутреннем диалоге. Именно в силу этих причин психотерапия с пациентами, имеющими заболевания пограничного круга, в значительной своей части строится на основе материнского паттерна психотерапевтического контакта, что означает прежде всего извлечение из речевого потока «свернутых» обращений к терапевту как материнской фигуре, которой первоначально адресованы требования любви, поддержки, разочарования и боль утраты. Принимая отведенную ему роль, терапевт намеренно и осознанно встраивается в специфический внутренний диалог, содействуя его развитию и углублению, позволяет пациенту сделать себя мишенью его проективных идентификаций, а затем изнутри, методом минимальных изменений, пытается расшатать ригидную структуру внутреннего диалога [2], [7]—[9], [14]. Заметим, что в свете предложенного понимания генеза пограничных расстройств личности терапевтическая стратегия в своем пределе ориентирована на связывание воедино извне тех социальных связей, которые были разорваны в раннем детстве пациента, и на содействие проживанию и интериоризации альтернативного диалогического отношения. Среди психотерапевтических методов (в нашей терминологии — функций) особое место отводится использованию терапевтом так называемых контрпереносных чувств, которые на начальных фазах терапевтического процесса выполняют функцию все более глубокого и экстенсивного развертывания внутреннего материнского диалога.

Существенной процессуальной характеристикой терапии, своего рода маркером ее этапов, становится развертывание внутреннего диалога пациента и трансформация в нем внешне монологических образований — жалоб, симптомов, повествовательных высказываний — в диалогические отношения и социальные контексты, внутри которых они возникли и структуру которых несут в себе. Этот процесс сопряжен с дифференциацией прежде слитых с Я «голосов» значимых Других, их разведением в пространстве и времени (здесь и теперь, там и тогда, Я — Они), нахождением их действительного адресата из прошлого или настоящего.

Под диалогическим анализом случая понимается реконструкция движения

63

внутреннего диалога, возможная благодаря особому отношению к тексту[1], в котором мы стремились увидеть не только устойчивые структуры и строго фиксированные смыслы, но и сам процесс их порождения в ходе коммуникации пациента и терапевта. С этой целью были разработаны специальные методы текстового анализа, основные принципы которого будут изложены далее и проиллюстрированы в ходе развернутого анализа случая.

1. Ответно-диалогический метод

предполагает понимание каждого высказывания исходя из множества разных коммуникативных контекстов. Сфокусированный на «полюсе» пациента метод позволяет услышать в его репликах обращенность к событиям, объектам, персонажам, находящимся за пределами актуального психотерапевтического пространства и времени. В свою очередь, высказывания терапевта также могут содержать как точные адресные послания вполне конкретному пациенту в конкретный момент общения, так и разнообразные цитаты и отсылки из других пространственно-временных, социальных и индивидуальных контекстов. Таким образом выявляются взаимопереходы внешнего и внутреннего диалогов, что, в частности, открывает доступ к феноменам проекции, переноса и контрпереноса.

2. Метод внутридиалогического анализа текста позволяет обнаружить свернутые диалогические отношения внутри отдельного высказывания, как бы инкорпорированные в нем. На первом, формальном уровне анализа отмечаются логические несоответствия между отдельными элементами высказывания (аграмматизмы, неологизмы, оговорки и пр.), и таким образом определяются критические точки зарождения диалога. Для более глубокого его 'понимания и реконструкции необходимо изменение точки отсчета — смена внешней исследовательской объективной позиции на позицию вчувствования, вживания в само высказывание и идентификацию с его субъектом. Следующий шаг состоит в синтезе объективного и феноменологического уровней анализа текста, благодаря чему более явственно прорисовываются образы того, к кому обращены высказывания, и того, кто является их автором, а также их чувства друг к другу-

3. Метод обнаружения конфликтных тем дополняет диалогические методы анализа текста, являясь процедурой герменевтического (интерпретативного) типа, и широко применяется как в рамках традиционной проективной парадигмы, так и в современных вариантах анализа повествовательных текстов применительно к высказываниям пациента в психодинамически ориентированной терапии [12]. По мере движения терапевтического процесса отмечалось появление некоторых тем, по которым прослеживалась динамика внутреннего диалога; между темами устанавливались связи, и мы переходили к описанию процесса организованного развертывания внутреннего диалога.

Перейдем к диалогическому анализу случая К.[2]

Кратко остановимся на жизненной истории пациентки К. Ей 36 лет, образование высшее,

64

с мужем разведена, живет с дочерью-подростком, с которой складываются напряженные отношения, отсутствует «контакт», что стало особенно сильно беспокоить пациентку на фоне длительных и тягостных судебных разбирательств по поводу развода. На момент обращения к психотерапевту пациентка получает второе высшее платное образование, зарабатывает на жизнь самостоятельной практикой, ведет судебный процесс против мужа, связанный с дележом имущества. Обратилась к психотерапевту по поводу своего тяжелого «нервного» состояния.

Первый факт из биографии, о котором повествует сама К. и на который мы обращаем особое внимание, — смерть родной матери, происшедшая, когда пациентка пребывала в раннем детском возрасте. Отец К. — человек мягкий и нерешительный, к тому же начавший пить после смерти жены, — неоднократно приводит в дом «других женщин», которые смогли бы заменить К. мать. В конце концов девочка привязывается к одной из них, и та переходит жить в дом отца. Строгий, властный характер мачехи, провокации вины («если бы я тебе была родная мама, ты бы так со мной не поступала») формируют у пациентки мощный жертвенный авторитет мачехи. Под воздействием последней К. выходит замуж за нелюбимого человека и уезжает из дома. Рождается дочь. Муж К. настаивает в скором времени на рождении второго ребенка, чему К. подсознательно противится — выкидыши повторяются несколько раз. Незадолго перед обращением к психотерапевту К. переживает развод с мужем, всячески обвиняя последнего, выражаясь ее собственным образным языком, «схватываясь с ним смертной хваткой».

П е р в а я   т е м а   обозначена нами как образ значимого Другого и связанный с ним образ Я, структура этих образов и ее изменения в ходе психотерапии.

Уже на первой встрече отчетливо обнаруживается идеализация психотерапевта (Другой воспринимается как идеал и одновременно неявно как объект зависимости и опоры), что выражается в достаточно определенных высказываниях К. к концу встречи, когда К. в ответ на периодически возникающий вопрос об ожиданиях по поводу терапии говорит следующее.