ТРАНСФОРМАЦИЯ ФУНКЦИЙ ВЫСШЕГО ОБРАЗОВАНИЯ И СОЦИАЛЬНЫЕ ПОЗИЦИИ СТУДЕНЧЕСТВА

Противоречивое воздействие различных факторов создало сложную и неоднозначную ситуацию в отечественной высшей школе. Для анализа тенденций ее трансформации как социального института целесообразным представляется использование понятия “функция”. Согласно классической социологической теории под последней понимается роль, которую тот или иной институт выполняет относительно потребностей общественной системы или интересов составляющих ее социальных групп и индивидов, а также зависимость, наблюдаемая между различными социальными процессами, способ взаимосвязи элементов внутри системы.

         Важно отметить, что в 70-е годы в отечественной социологии образования сформировался подход, эвристические возможности которого, на наш взгляд, до сих пор не исчерпаны. Согласно ему применительно к высшей школе выделяется, прежде всего, три группы функций: профессионально-экономические, социальные и гуманистические. Убедительно доказано, что относительное равновесие в осуществлении функций возможно лишь при стабильном развитии общества и государства. Дисгармония в реализации функций свидетельствует о серьезных изъянах в деятельности системы “государство - общество - образование – личность”. Принципиальным является то, что функциям соответствуют ценности, доминирующие типы мотиваций у лиц, вовлеченных в сферу высшей школы, особенности их поведения, т.е., они воплощаются в социальные позиции. Именно позиции выступают реальным индикатором складывающихся тенденций, показателем их направленности, интенсивности и масштабов.

         Наша цель - рассмотреть взаимосвязь эволюции функций высшей школы в современных условиях и сдвигов в позициях студенчества. Эмпирической базой служат результаты социологического мониторинга социального поведения и мотиваций студентов, осуществляемого с 1995 г. Северо-Кавказским НИИ экономических и социальных проблем Ростовского государственного университета (научный руководитель проекта - проф. Ю.С. Колесников). Хотя данные характеризуют студентов РГУ (объем выборки в ежегодных социологических замерах составляют от 520 до 650 чел.), они устойчиво соотносятся с аналогичными показателями других вузов и, прежде всего, классических университетов.

Исследуя деятельность любого социального института, следует принимать во внимание, что у него имеются как явные функции, т.е. совпадающие с открыто провозглашаемыми целями и задачами, так и латентные, обнаруживающие себя лишь с течением времени и в большей или меньшей степени отличающиеся от декларируемых намерений. Например, характер реализации социальных функций отечественной высшей школой в 70-80-е годы был таков, что, несмотря на провозглашаемое продвижение к социальной однородности, стирание различий между представителями отдельных категорий населения в доступе к высшему образованию и т.д., нарастали процессы социальной дифференцированности. Причем это проявлялось на разных уровнях и во многих сферах деятельности высшего образования. Во-первых, как показали данные, полученные в ходе исследований, осуществленные по всесоюзной выборке, наличествовали заметные различия социально-профессиональных ориентаций внутри студенчества [1, с. 202-231]. Главным дифференцирующим фактором выступали не только особенности первичной социализации, но и специфика, вытекающая из места конкретного вуза в воспроизводственных процессах. Различные виды образования открывали доступ к разнородным видам труда и обеспечивали неодинаковые возможности последующего социального продвижения; соответственно те или иные вузы и факультеты были нацелены на различные группы и профессионально-квалификационные слои специалистов, пополнение  для которых они готовили. Это означало, что реальные различия внутри тогдашней интеллигенции как бы находили свою  “проекцию” в социальных различиях внутри студенчества.

         Во-вторых, исследования того времени фиксировали существенные расхождения в показателях мобильности молодежи уже в рамках первых ступеней общего образования. Характерным было неравенство учебных успехов учащихся, имеющих разное социальное происхождение, которое во многом предопределяет выбор или формы среднего образования. После окончания 8 класса большинство детей служащих и специалистов поступали в девятые классы для окончания полной средней школы, тогда как дети рабочих и крестьян в большинстве своем предпочитали поступать в ПТУ или техникумы [2, с. 131]. Таким образом, социальные источники пополнения студенчества видоизменялись не при отборе контингента в вуз, а уже на более ранних этапах обучения.

         И, в-третьих, особенностью развития высшего образования являлись все более распространяющиеся различия вузов по основным показателям состояния как кадрового потенциала, так и организации и возможностей учебного процесса и научных исследований, а, следовательно, и качества подготовки специалистов. Более того, происходило в определенной мере распределение функций высшего образования между учебными заведениями с различными уровнями образовательных программ и расположенными в разных регионах и поселенческих структурах. Тогда же социологами были сделаны выводы, что как сближение социальных групп, так и сближение регионов достигалось в большей мере на уровне общего среднего, нежели профессионального (в особенности высшего) образования. Это означало, что общее образование выступало в ту пору как один из важнейших факторов социальной интеграции, тогда как профессиональное образование имело более ярко выраженные социально-дифференцирующие функции [1, с. 60].

         В 90-е годы тенденции, выступавшие в предшествующий период фрагментарно или латентно, как бы “вышли из тени”, стали доминирующими. Преобладающей стала социально-дифференцирующая, социально-селективная тенденция.

         Можно выделить несколько характерных особенностей современной ситуации. Отказ государства от установки на всеобщее полное среднее образование провоцирует рост отсева учащихся из школ. При этом, как убедительно показал в своем исследовании Д.Л. Константиновский [3, с. 79-92], отсев носит ярко выраженный социальный характер: в 1994 г. дети руководителей и специалистов с высшим образованием составили половину школьного выпуска, а доля выходцев из семей рабочих и крестьян сократилась более чем вдвое. Относительное увеличение доли детей руководителей составило более 600%, она выросла по сравнению с началом 80-х годов в 7 раз. Если 20 лет назад эта группа составляла лишь 1/10 часть всех выпускников, планировавших поступить в вуз, то сейчас их оказалось уже более 30%. А среди детей рабочих и крестьян в 60-х годах планировали поступить в вузы 25 чел. из 100 выпускников, в 80-х - 11, в 90-х - 6-7.

         Что же касается собственно высшей школы, то наши данные демонстрируют, что социальный механизм пополнения студенчества делает вузовскую систему все более самовоспроизводящейся. В составе студентов преобладают молодые люди, чьи родители имеют высокий образовательный уровень: не менее 60% опрошенных являются выходцами из семей специалистов с высшим образованием, а около 30% - со средним специальным. Существенно увеличивается удельный вес тех, чьи родители являются руководителями различного ранга - у каждого третьего студента отец и каждого пятого мать принадлежат к этой категории. Указанные факторы предопределяют высокий экономический статус большинства студентов.

Из табл. 1 следует, что за последнее время доля благополучных в материальном положении студентов возросла и составляет едва ли не 3/4 опрошенных (для сравнения: согласно аналогичным социологическим замерам среди “взрослых” таковых не более 30%). Причем эта часть определяет общий облик и социальное самочувствие студентов. Следовательно, студенчество рекрутируется преимущественно из слоев, во многом успешно адаптировавшихся к рыночным отношениям, хорошо обеспеченным. Это явление выступает показателем того, что социальный состав студентов асимметричен социальной структуре общества, имеет весьма узкую социальную базу пополнения.