. Вступление

В рамках изучения экономического пространства заслуживает отдельного рассмотрения финансовое пространство и отношения, которые могут возникнуть между политикой управления финансовым пространством и политикой, направленной на обеспечение самодвижущего развития страны-системы. Изучение этих отношений мы называем геофинансами.

В настоящей работе описано прежде всего финансовое пространство, которое более любого другого экономического пространства является а-национализированным. Помимо этого, в ней описываются институциональные и поведенческие инструменты, которые могут быть использованы органами власти, чтобы превратить финансы в средство самодвижущего развития (или наоборот, предотвратить нанесение ими ущерба системе самодвижущего развития). И, наконец, в ней описано, как международный капитал может воздействовать на структуру системы самодвижущего развития.

Подобный логический порядок должен сам по себе оправдать использование геофинансов в качестве средства интерпретации действительности и в качестве норматива для политики.

Действительно, геофинансовый подход оказывается оправданным, поскольку:
— государство-нация, родившееся в конце средних веков, все еще реально существует; в его существовании продолжает нуждаться коллективное сознание; оно продолжает оставаться ориентиром в культуре, экономике и общественном порядке суверенного народа1, который в связи с этим воспринимает усиление государства как желательное;
— государство-нация более не способно осуществлять свой суверенитет над валютой и над финансами, и в то же самое время политическая, экономическая и культурная безопасность все сильнее зависят от элементов денежного и финансового характера;
— следовательно, государство-нация вынуждено искать новые средства интерпретации и новые формы воздействия и влияния в денежно-финансовой области, отличные от выполнения jus imperii суверена, но способные все же обеспечить мощь, необходимую для реализации государственных интересов.

Исследование, основанное на этих подходах, является геофинансовым. Если политико-экономическое исследование рассматривает современное государство-нацию, то геофинансовое исследование рассматривает постсовременное государство-нацию; и оно оправдано только постольку, поскольку нацелено на сохранение и усиление самого государства-нации.

Исследование геофинансов подразумевает принятие некоторых методических допущений:
— геоэкономический и геофинансовый выбор основывается на оценке долгосрочной перспективы и нацелен на сохранение и укрепление инструментов самодвижущего развития. Это отличает его от экономического и финансового выбора, нацеленного на развитие tuot court. Поэтому первый может противоречить второму, причем оба остаются оправданными в соответствующих прикладных областях;
— глобализация финансового рынка сделала неопределенным и именно поэтому почти бесполезным установление принадлежности финансовых ресурсов. Из этого следует, что геофинансовый выбор нацелен не на усиление национального элемента финансовых ресурсов, а на усиление способности страны-системы использовать международные финансовые ресурсы, другими словами, целью ставится не "иметь деньги", а получить доступ к финансовым ресурсам, причем такой доступ, который был бы по возможности простым, диверсифицированным, экономичным. Этой цели легче достичь, если у вас есть средства культурного воздействия на мировосприятие и систему ценностей, на которых основывается производство финансовых ресурсов;
— с геоэкономической точки зрения финансовые ресурсы являются сырьем, наличие которого в каждый момент времени строго ограничено; поэтому в основе пользования финансовыми ресурсами лежит борьба за их источники;
— с геоэкономической точки зрения критерий экономичности является лишь одним из критериев предпочтения; действительно, особую важность приобретают критерии безопасности, использование которых может привести к отказу от экономических источников "финансового сырья", если они представляют собой источники общей угрозы для системы, если усиливают потенциал противника или конкурента или если они вообще недостаточно диверсифицированы;
— "финансовое сырье" должно перерабатываться; способов переработки много. Геофинансы изучают вопрос, как стране-системе развить такие технологии, которые обеспечивают наибольшую добавленную стоимость к финансовому сырью.

И наконец, геофинансы изучают долгосрочные аспекты не просто конкуренции между государствами, а конкуренции между странами-системами в пространстве почти абстрактном, внешнем по отношению ко всем государствам мира; и эта конкуренция, как по участвующим в ней субъектам, так и по объективным условиям, напоминает борьбу европейцев в "Атлантическом пространстве" XVI—XVII веков:
— с точки зрения субъектов конкуренции, в ней, помимо государств, участвовали "третьи" лица (корсары, пираты, буканеры, а также уже денационализированные или интернационализированные торговые структуры, такие, как Индийские компании), которые однако косвенно вполне могли быть связаны с какой-либо страной-системой;
— с точки зрения объективных условий можно утверждать, что в конце XVII века успех государств-наций зависел не столько от обладания сырьем (латиноамериканским золотом, которое в значительной части досталось Испании), сколько от контроля над рынками использования сырья и от обладания ноу-хау обмена и (почему бы и нет?) захвата добычи (то, чем обладали голландцы и англичане).

2. Пространство государства и пространство финансов

2.1. Абсолютное государство и экономический выбор

2.1.1. Суверенное государство и занятие пространства

С момента своего рождения современное государство все более весомо вмешивалось в экономику с помощью денежных и финансовых инструментов как в качестве контролера, так и в качестве актера. Принятие государством на себя непосредственных обязательств является результатом глубоких политических преобразований, среди которых — что исключительно важно — отказ от концепции "proprieta eminente" .

Речь вдет о типично средневековом институте, который вставал между верховной властью короля и прямой властью (частная собственность) сеньора. Пока существовала "proprieta eminente", король-суверен был ограничен в своих действиях, поскольку не обладал прямой властью над подданными. Фильтр феодалов вынуждал его на своего рода торг: феодал соглашался поставлять солдат (отрывая крестьян от производства) и провиант королю-суверену, но в обмен требовал от короля-суверена эффективности в том, что сегодня мы назвали бы общественной функцией: в обеспечении порядка и безопасности.

Другими словами, средневековое государство обладало ограниченным суверенитетом, поскольку было связано договором о подчинении вассала, договором, который мог быть разорван для переподчинения другому, более эффективному государю (достаточно вспомнить о Бургундии, об итальянских синьориях, прежде всего Милане, о Бретани и многих других феодальных областях Европы, в течение своей истории подчинявшихся различным монархам в поисках удовлетворительного обеспечения базовой общественной функции, — задачи, которую государство обязано решить для оправдания собственной власти).

Реальная возможность социального контракта между королем-сувереном и вассалом переводила их отношения в частноправовую плоскость.

И наоборот, с приходом современного государства суверенитет стал осуществляться в абсолютном виде, без всякой конкуренции или альтернативы выбора для подданного. При отказе от договорных отношений экономические обязанности государя слились с экономическими обязанностями суверенного государства и превратились из частноправовых отношений в публичноправовые.

Таким образом, можно утверждать, что с точки зрения экономической эффективности по сравнению со средневековой системой современное государство представляет собой шаг назад, поскольку абсолютный суверенитет (свободный от какой-либо обязанности отвечать перед superiores) по определению ведет к авторитарным решениям, свободным от жестких ограничителей конкуренции и торга. При отсутствии конкуренции и торга очень трудно определить и достигнуть точки максимизации удовлетворения гражданина — пользователя общественной функцией государства.

Наконец, противопоставляя в экономической области понятия абсолютного и договорного решений, мы определяем современное национальное государство как суверенное государство, в котором присутствует абсолютный центр принятия решений, то есть свободный от вмешательства других центров принятия решений как внутри государства, так и вне его. Такой подход приводит к концепции пространства, разделенного на непроницаемые и несмешиваемые между собой элементы, каждый из которых внутренне однороден. В настоящей главе рассматривается, как с орбиты суверенного государства сошло финансовое пространство, превратившееся в проницаемое, запутанное, стремящееся к неоднородности внутри каждого национального пространства и к однородности на сверхгосударственном уровне.

Соответственно в данной главе выявляется растущая антиномия между пространством государства и финансовым пространством.

2.1.2. Финансы и пространство государства

Эта проблема (является ли все еще сегодня современное национальное государство сувереном в экономической и денежной политике и до какой степени) встает, поскольку обстановка, в которой принимаются экономические и финансовые решения, радикально изменилась.

Начиная с конца 60-х годов:
— вырос как средний уровень инфляции в западных экономиках, так и разрыв между уровнями инфляции в отдельных экономиках, находящихся в интенсивном торговом и финансовом взаимодействии; таким образом создались условия для торгового арбитража и резких изменений в маршрутах товаропотоков между государствами;
— рухнул режим фиксированного обменного курса; соответственно выросла возможность арбитража на валютных рынках;
— резко вырос объем международной торговли и соответственно скорость циркуляции денег на мировом рынке;
— интернационализация банковской системы усложнила регулирование кредитов со стороны центральных банков;
— постоянно увеличивалась огромная масса капиталов (начавшая расти с нефтедолларов и постепенно подпитываемая созданием новых финансовых инструментов и "производных инструментов"), крайняя подвижность которой часто создавала напряженную обстановку для обменных курсов и процентных ставок².

Таким образом, за достаточно короткий срок государство столкнулось с ситуацией, новой как по объекту — возможность того, что внешние факторы будут воздействовать на внутреннюю денежную и финансовую стабильность, — так и по субъекту — на абсолютный суверенитет государства покушается теперь не другое государство (субъект хорошо известный, против которого уже выработаны способы сопротивления), а субъекты достаточно скользкие: индивидуумы, многонациональные корпорации, банки — в общем, международный рынок.

Многообразие природы действующих лиц, множественность операционных центров, технологическое развитие, размеры потоков капитала — все эти факторы сделали влияние международного финансового рынка на внутреннюю экономику столь ярко выраженным, что привели к несовместимости между стабильностью обменного курса, свободой перемещения капиталов, независимостью денежной политики. Это так называемый треугольник несовместимости.

Уже не пользуясь абсолютной властью, государство, таким образом, оказалось перед выбором:
— согласиться с влиянием международного рынка на перемещение капиталов и обменный курс, при этом соглашаясь одновременно с утратой значительной части независимости в принятии решений и утратой возможности маневра в денежной политике. Речь идет о решении, трудном для современного суверенного государства, превратившего контроль над деньгами в один из своих jures imperil;
— упрямо замкнуться в собственном финансовом рынке, пытаясь стерилизовать внешнее воздействие на него.
Реакция многих государств на треугольник несовместимости в первый момент была консервативной; и все же закрытие финансового рынка в качестве доблестной защиты собственного денежного суверенитета в Италии, Франции и многих других государствах окончилось провалом: операция антиисторическая и донкихотская.

Действительно, ни один закон, созданный для действия на определенной территории и для регулирования определенной ситуации, не сумел обуздать эту финансовую магму, готовую использовать любые нюансы толкования наиболее благоприятных законов, готовую изменять юридическую форму и национальную специфику субъектов, готовую идти на нововведения со скоростью, бесконечно превышающей скорость обновления законодательства.

Только осознанное принятие изменения обстановки, только признание неадекватности традиционных инструментов современного государства-структуры (и прежде всего абсолютности собственного выбора) спасло государство-сообщество.

Интернационализация финансового рынка (пространства финансов) сделала государство-сообщество более нестабильным; ощущается новая коллективная тревога, боязнь стать жертвами не войны, не природного катаклизма, а финансового кризиса. Веймарская республика среди прочего была потрясена и финансовым кризисом, который даже сегодня все еще упоминается среди коллективных кошмаров немецкого народа. Финансовые кризисы потрясли СССР, Мексику и многие другие развивающиеся страны (частично, в соответствующей пропорции, и Италию); во всех этих случаях государство с его структурами оказалось неспособным защитить свое сообщество. Таким образом, интернационализация финансовых рынков повсеместно воспринимается как бич.

И все же следует рассмотреть и другой аспект: интернационализация финансового рынка сыграла на пользу государству-сообществу в той степени, в которой она сделала относительной власть государства-структуры, принудив его к равнению на заграницу, к конкуренции с другими государствами-структурами, то есть к образцовому поведению.

Поясним. Государство нуждается в финансах, чтобы... финансироваться. Таким образом, финансы являются таким же инструментом самого государства-структуры, как система судопроизводства, вооруженные силы и полиция. Политические решения в других областях (промышленная политика, учебная, санитарная и т. д.) представляют собой цель государства-структуры; а оборонная политика, судебная политика и общественный порядок, внешняя политика и финансовая политика присущи самой экзистенции государства-структуры.